В свое время они вместе начинали работать следователями в прокуратуре, но Алексей быстро уволился и ушел работать в коммерцию: у него родилась дочка, денег в семье не хватало, и он устроился не по специальности, а начал гонять первые иномарки из Германии. Понемногу раскрутился, открыл небольшой автосалон, потом еще один, появились кое-какие деньги. Потом продал автосалоны, открыл еще какую-то контору, потом еще какую-то. Чем он занимался далее, Николай Антонович уже не вникал: все равно ничего в этом не понимал. Бизнесом и бизнесом, а каким бизнесом, да какая собственно разница, главное, что друг – хороший человек и верный товарищ.
И вот, друга задержали. Контрабанда. Якобы завез какие-то часы без декларирования. За первые дни с момента задержания Алёшки Николай Антонович вспомнил все свои связи, оббежал всех бывших коллег, однокашников, еще остававшихся работать в системе. Он не любил и не умел договариваться, потому никогда не считался адвокатом результативным: к нему обращались только тогда, когда договориться было уже не возможно и нужно было работать. Но здесь был случай особенный и исключительно личный. Ему все были рады, все жали руку, усаживали за стол, предлагали выпить, но, когда он заводил речь об Алёше, собеседники внезапно мрачнели, старались разговор свернуть, почему-то показывали пальцем в небо и говорили про какую-то стену, которую в данном случае не пробить. Все, что ему удалось выяснить, что экономические интересы Алёши каким-то образом пересеклись с экономическими интересами сына начальника ГУВД. Алёшу предупреждали, предлагали, отойти по-хорошему, но он всегда был упрям и принципиален. Теперь он в следственном изоляторе.
В первую встречу в изоляторе Николай Антонович поразился, как буквально за неделю его всегда жизнерадостный, уверенный в себе, немного ироничный и такой начитанный друг превратился в маленького растерянного мальчика с очень грустными и очень усталыми глазами. Неволя давалась его другу очень тяжело. И Николай Антонович поклялся себе, что он сделает все, умрет, но вытащит Алёшу оттуда. Алёша с жаром убеждал его, что никакой контрабанды не было, что вся деятельность носила прозрачный и легальный характер, словом вел себя с ним так, словно не освобождение из-под стражи, а мнение Николая Антоновича о том, что он честный человек, являлось для него самым важным делом жизни. Для Николая Антоновича же вопросы виновности или невиновности Алёши с точки зрения его отношения к другу не имели ровно никакого значения. Он уже очень давно пришел к разделению людей на хороших и плохих, а не на нарушавших уголовный кодекс и не нарушавших. Бывали в его жизни случаи, когда профессиональные преступники и даже убийцы совершали поступки справедливые, а лица, наделенные властными полномочиями по защите закона, творили такие мерзости, что и самый подлый человек казался на их фоне героем. Все это он и сказал Алёше, объяснив, что тот навсегда останется для него другом, вне зависимости от того, в чем его обвиняют. Тогда Алёша его не понял, поскольку еще жил эмоциями от несправедливого обвинения и ареста.
Николай Антонович включился в это дело так, как будто оно было делом его жизни. Оно и было для него таким. Под стражей находился друг. Николай Антонович не просто защищал. Он творил. Каждый его документ, каждое ходатайство, каждая жалоба были настолько убедительны, настолько разбивали всю версию следствия, что, казалось, деваться следствию некуда и дело должно быть прекращено. К сожалению, только казалось. Всякий раз, получая ответы о наличии достаточных доказательств и законности предъявленного обвинения, Николай Антонович в остервенении рвал эти ответы, пил валокордин, потом коньяк, а затем принимался за новое ходатайство, выискивая и выискивая в обвинении очередные несуразности.
Уже давно каждый вечер болело сердце, он начал стремительно худеть, забросил все остальные дела, но результата не было. К концу следствия даже Алёша смирился с тем, что будет осужден на длительный срок, жена Алёши говорила про бесполезность борьбы, не сдавался лишь один Николай Антонович. Он не мог сдаться, для него это было бы предательством по отношению к другу. Окрыляло его еще и то, что теперь он уже был уверен, что его друг абсолютно не виноват в контрабанде и что все собранные им доказательства полностью и безоговорочно опровергали позицию обвинения.
Копию обвинительного заключения в отношении Алёши Николаю Антоновичу вручал сам заместитель прокурора города. Он сказал Николаю Антоновичу, что желает ему удачи в суде, назвал последнее ходатайство совершенным и спросил разрешения использовать материалы его документов защиты при написании кандидатской диссертации. Николай Антонович на пожелание удачи в суде, ответил: «спасибо», а потом весь вечер мысленно жалел, что не плюнул прокурору в лицо.
В суде Николай Антонович превзошел самого себя. Он рвал и метал, клеймил следствие и полностью разгромил позицию обвинения. Его выступление в прениях потом разбиралось на цитаты на курсах повышения квалификации для молодых адвокатов. К сожалению, судье было все равно. Весь почти годичный процесс она читала книгу, демонстративно зевала, а в прениях несколько раз умышленно перебила Николая Антоновича со словами: «Извините, Вам еще долго? Рабочий день скоро заканчивается». Исходя из такого поведения судьи, все уже понимали, что процесс проигран. Все, но не Николай Антонович. Он даже в день приговора за завтраком говорил своей жене, что обвинительного приговора просто не может быть, что уверен, что сегодня же Алёшу освободят. Он давно был опытным адвокатом и не верил в справедливый суд, но в этот раз он не мог не верить: судили его друга.
Новости по теме:
Сразу после приговора Алёшу увезли обратно в изолятор. Судья отмеряла ему 7 лет строгого режима. Николая Антоновича увезли в больницу с тяжелейшим сердечным приступом.
Кассационную жалобу писал уже не он, а другой адвокат, взяв за основу выступление Николая Антоновича в прениях. Через месяц начальника ГУВД уволили, а еще через две недели посадили. Оказалось, что его экономические интересы пересеклись с экономическими интересами заместителя директора ФСБ. Еще через месяц городской суд отменил обвинительный приговор, Алёшу освободили и оправдали.
К сожалению, Николай Антонович этого так и не увидел. Он в это время находился слишком далеко, и все время спрашивал, не прибыл ли еще заместитель прокурора, собиравшийся писать кандидатскую. Некто с крыльями пояснил ему, что расчетное время прибытия прокурора – 4 года, 7 месяцев и 18 дней, что его, Николая Антоновича, действия по плевку в лицо получили полное одобрение и санкционированы, а пока ему предлагается продолжать подготовку обвинительного заключения в отношении недавно поступившего к ним судьи Верховного суда.
